Форрест Гамп - Страница 16

Еще я послал маме письмо для Дженни Керран — пусть попробует узнать у ее предков, не могут ли они переслать его ей — куда бы то ни было. Но ответа я не получил.

А тем временем мы с Баббой разработали план, что делать после армии. Когда вернемся, купим лодку для ловли креветок и начнем ловить креветок. Бабба сам из Залива Ла Батр, всю жизнь на таких лодках работал. Он сказал, что может быть, нам дадут кредит, и мы будем по очереди работать капитаном, а жить будем прямо на лодке. Бабба давно все рассчитал — сколько нужно выловить креветок, чтобы погасить кредит, сколько, чтобы платить за топливо, сколько нужно на еду и прочие удовольствия.

Я так себе и представил — стою я это за штурвалом лодки, или еще лучше — сижу на корме и ем креветки! Но Бабба сказал:

— Черт побери, Форрест, ты нас просто оставишь без штанов. Никаких креветок, пока мы не начнем получать прибыль!

Ну ладно, я не против — в этот ведь есть какой-то смысл, я понимаю, не такой уж я дурак.

Потом как-то начался дождь и шел не переставая два месяца. Мы испытали самые разные виды дождя — за исключением, пожалуй, града. Иногда он шел тонкими струйками, иногда лил как из ведра. Он падал прямо, косо, а временами словно даже снизу. А нам все равно приходилось делать свою работу — в основном, подниматься и спускаться с холмов и прочих возвышенностей, и повсюду искать косоглазых.

И вот как-то раз мы их нашли. Наверно, у них был какой-то косоглазый съезд, потому что все это походило на то, когда наступаешь на муравейник то ничего не было, а то ты вдруг вокруг все кишит муравьями. Наши самолеты не могли летать, так что не прошло и двух минут, как нам пришлось туго.

Нужно сказать, что они тоже застали нас врасплох. Мы как раз переходили какое-то рисовое поле, и вдруг отовсюду начали палить. Вокруг начали падать подстреленные люди и раздавались крики и вопли. Я подхватил пулемет и понесся к пальмовой роще, потому что похоже, там хоть дождь был пореже. Мы образовали там круговую оборону и принялись готовится к долгой ночи, как вдруг я заметил, что Баббы с нами нет.

Кто-то сказал, что Баббу видели раненым на рисовом поле, и я сказал:

— Черт!

А сержант Кранц услышал меня и сказал:

— Гамп, ты туда не пойдешь!

Да хрен с ним.

Я бросил пулемет, чтобы легче было бежать, и помчался на рисовое поле, к месту, где в последний раз видел Баббу. Но на полпути я наткнулся на парня из второго взвода, и он был тяжело ранен и протягивал ко мне руки. Черт, подумал я. ну что тут поделаешь? И я подхватил его и побежал назад что есть мочи. Пули и прочая дрянь носились вокруг меня в воздухе, как мухи. Вот чего я никогда не мог понять — какого черта мы тут болтаемся? Я еще понимаю, когда нужно играть в футбол, но это… нет, не понимаю. Черт бы их побрал!

Принес я этого парня, положил на землю и помчался назад и — о черт! наткнулся на другого. Я нагнулся, чтобы поднять его, но когда поднял, его мозги вывалились наружу — оказалось, у него полголовы снесено и он мертв. Вот черт!

Тогда я его бросил и пошел искать Баббу, и нашел. Его дважды ранило в грудь и я сказал:

— Бабба, все будет хорошо, слышишь, потому что мы всетаки купим эту чертову лодку для ловли креветок!

И я отнес его к нашим и положил на землю. Когда я отдышался, то посмотрел на рубашку — а она вся промокла от крови из раны Баббы. Бабба посмотрел на меня и спросил:

— Блин, Форрест, ну почему, почему это случилось со мной?

Ну, что я должен был ему ответить?

Тогда Бабба меня спросил:

— Форрест, сыграй мне что-нибудь на губной гармонике?

Я вынул гармонику и заиграл — сейчас уже не помню что. А Бабба сказал:

— Форрест, сыграй, пожалуйста, «Вниз по Лебединой реке».

И я ответил:

— Ладно, Бабба!

Я вытер гармонику, и тут как начали снова стрелять, и я знал, что мне нужно было быть на позиции с пулеметом, но я подумал — хрен с ними! — и снова заиграл.

И я даже не успел заметить, как дождь прекратился и вверху оказалось странное розовое небо. Из-за этого все стали почему-то похожими на покойников, и почему-то косоглазые перестали стрелять, и мы тоже. А я все играл и играл «Вниз по Лебединой реке», стоя на коленях рядом с Баббой, а врач сделал ему укол и старался устроить поудобнее. Бабба вцепился в мою ногу и глаза у него затуманились, и было похоже, что это розовое небо высосало розовый цвет его лица.

Он снова что-то сказал, и я придвинулся поближе, чтобы получше расслышать. Но мне это так и не удалось. Поэтому я спросил врача:

— Ты слышал, что он сказал?

И врач сказал:

— Домой. Он сказал — ДОМОЙ.

И Бабба умер, вот и все, что я могу об этом рассказать.

Хуже этой ночи я не припомню. Наши не могли нам помочь, потому что снова начался дождь, а косоглазые подошли к нам так близко, что можно было слышать, как они говорят друг с другом. Первый взвод вступил в рукопашную. На рассвете вызвали самолет с напалмом, но он сбросил эту гадость почти прямо на нас. Наших парней обожгло, и они выбежали на поле, ругаясь, на чем свет стоит, а глаза у них выпучились, как семь копеек, а джунгли горели так, что похоже, они могли высушить дождь.

И вот тогда-то меня и ранило, и мне еще повезло, так как ранило меня в задницу. Я даже этого не припомню, такая была суматоха, что не помню, что произошло. Стало так страшно, что я бросил пулемет, потому что не мог стрелять, спрятался куда-то за дерево, свернулся в клубок и заплакал. Баббы больше нет, лодки для ловли креветок тоже нет, а ведь он был моим единственным другом — кроме разве Дженни Керран, да и той я все время вредил. И если бы не моя мамочка, я прямо там бы и помер — не знаю уж, от старости или от чего-то другого.