Форрест Гамп - Страница 62

К оглавлению

62

— Дональд? Он о тебе ничего не знает. Я познакомилась с ним сразу после того, как уехала из Индианаполиса. Я просто не знала тогда, что делать. Он очень хороший человек, он заботится о нас с маленьким Форрестом. Благодаря ему у нас есть дом, и две машины, и каждую субботу он нас вывозит на пляж или за город, а по воскресеньям мы ходим в церковь, и Дональд копит деньги на колледж для Форреста.

— А могу я посмотреть на него — ну, хоть на пару минут? — спрашиваю я.

— Конечно, — говорит Дженни и подзывает мальчика.

— Форрест, — говорит она, — познакомься с еще одним Форрестом. Это мой старый друг — именно в его честь я назвала и тебя.

Мальчик подходит, садится рядом и говорит:

— Какая у тебя смешная обезьяна!

— Это орангутанг, — говорю я, — его зовут Сью.

— Почему же его зовут Сью, если это ОН?

И тут я точно понял, что мой сын — не идиот.

— Мама говорит, что ты, когда вырастешь, станешь футболистом, или космонавтом, — говорю я.

— Само собой, — говорит он. — А ты знаешь что-нибудь про футбол, или про космос?

— Ну, — говорю я, — немного. Но лучше тебе спросить об этом папу. Наверняка он знает побольше моего.

И тут он меня обнимает — не крепко, но обнимает.

— Я хочу еще поиграть с Сью, — говорит он, и спрыгивает со скамейки. А Сью придумал игру — маленький Форрест кидает монетку в чашку, а Сью должен поймать ее на лету.

Тогда Дженни садится рядом со мной, вздыхает, и хлопает меня по колену.

— Мне просто не верится — говорит она, — ведь мы знаем друг друга почти тридцать лет — с первого класса.

Солнце светит сквозь листву, падает на лицо Дженни, и кажется, что в ее глазах стоят слезы, но нет, они так и не появились, хотя они где-то рядом, может быть, в стуке сердца? Не знаю, что это было, но только точно было.

— Просто не верится, вот и все, — говорит она, потом наклоняется, и целует меня в лоб.

— Что такое? — удивился я.

— Идиоты, — сказал Дженни, и ее губы задрожали. — Только кто не идиот? — А потом они ушли — Дженни взяла маленького Форреста за руку, и они ушли по аллее.

Сью подошел, сел рядом, и принялся играть с моей ногой в крестики-нолики. Я поставил крестик в правом верхнем углу, а Сью поставил нолик в центре, и теперь я точно знал, что это ничья.

Ну вот, а после этого случилась еще пара вещей. Сначала я позвонил мистеру Трибблу, и сказал ему, чтобы он продал мою долю в креветочном бизнесе, и десять процентов отдал маме, десять процентов Баббиному папе, а остаток послал Дженни и маленькому Форресту.

После ужина я всю ночь думал, хотя это и не моя сильная сторона. Вот что я надумал — в конце концов, я нашел Дженни, и у нее есть наш сын, и может быть, нам как-то еще удастся все склеить.

Но чем больше я об этом думал, тем больше понимал, что ничего не получится. Кроме того, я не могу списать все это на то, что я идиот — хотя это было бы красиво. Нет, просто так получилось. Просто так бывает, и кроме того, все уже сказано и сделано. Я подумал, что маленькому Форресту лучше будет с мамой и ее нормальным мужем, потому что он воспитает его лучше, чем какой-нибудь идиот.

А через пару дней, мы с Сью и Дэном переехали. Мы отправились в Чарльстон, потом в Ричмонд, потом в Атланту, Чаттанугу, и Мемфис, а потом в Нэшвилль и наконец, в Новый Орлеан.

В Новом Орлеане всем на всех наплевать. Так что мы в полный рост наслаждались жизнью, играли каждый день в Джексон Парке, и глазели на таких же чудиков, как мы.

Я купил велосипед с двумя колясками для Сью и Дэна, и каждое воскресенье мы отправлялись на реку рыбачить. Дженни каждый месяц пишет мне, и присылает фотографии маленького Форреста. На последней он снят в форме малышовой футбольной команды. Тут еще есть одна девица, работает официанткой в местном баре со стриптизом, и раз в неделю мы с ней встречаемся и валяем дурака. Ванда ее зовут. И мы с Дэном и Сью часто гуляем по Французскому кварталу — просто поглазеть. Там столько такого народу, что нам с ними и не сравниться — словно они только что сбежали из Сибири.

Как-то приходил парень из местной газеты и хотел написать обо мне статью, потому что я «лучший человек-оркестр из всех, что ему приходилось слышать». Он стал задавать мне всякие вопросы, и пришлось рассказывать ему про свою жизнь. Но посередине он сдался — сказал, что не может такое печатать, потому что никто в это не поверит.

Но вот что я вам скажу — по ночам я смотрю в небо, и когда проступают звезды, я вспоминаю все, что было. И я по-прежнему вижу сны, как и все, и думаю о том, что могло бы быть, если… Ведь скоро мне стукнет сорок, а потом вдруг шестьдесят, понимаете?

И что тут такого? Верно, я идиот, но все-таки, я всегда старался делать все правильно; ведь сны — это всего лишь сны? Так что, чтобы там не случилось, я знаю одно — я всегда могу оглянуться назад и сказать, что я прожил незряшную жизнь.

Вы меня понимаете? 

КОНЕЦ
62